Страхов существует столько, что разобраться в них, так сказать, «разложить по полочкам» непро­сто. Существует много способов классифицировать их по какому-то признаку. Например, их можно разделить на группы исходя из того, чего боится человек, — это так называемая классификация по фабуле страха. Известный психи­атр Карвасарский различал восемь основных фабул страха. К первой он относил боязнь пространства, проявляемую в различных фор­мах. Пожалуй, широкой публике из этого ряда наиболее известна клаустрофобия — боязнь замкну­того пространства. Она нередко возникает у шахтеров после обва­лов, у подводников после аварий и может возникнуть даже в обыден­ной жизни (например, если чело­век надолго окажется запертым в кабине застрявшего лифта). Одна­ко бывает и противоположное яв­ление — некоторые люди пани- чески боятся открытых про­странств. В тяжелой форме такое заболевание — агорафобия — мо­жет приводить к тому, что человек будет целый день сидеть дома и предпочтет голодать, нежели пе­рейдет широкую площадь, чтобы купить себе еды. К этой же группе относят страх глубины и страх вы­соты. С последним страхом связа­на загадочная смерть самого зна­менитого террориста первой поло­вины XX века Бориса Савинкова. Как известно, он был обманом за­хвачен чекистами и посажен в тюрьму, но содержался в весьма мягких условиях, так как оказывал НКВД ценные услуги. Ему разре­шали встречи с женой и даже вы­пускали на волю (конечно, под бдительным присмотром чекис­тов). Вот как рассказывает о его смерти публицист В. Шенталинский: «О том, что произошло дальше, мы узнаем со слов Сперанского, который был рядом с Савинковым весь этот день. Кое-что много лет спустя рассказала писателю Ардаматскому и Любовь Ефимовна (его секретарь и любовница). Утром она навестила Бориса Викторовича, весело обсуждала с ним фасон нового платья и оче­редной шляпки. А после того как она ушла, чекисты, видимо, чтобы подсластить горькую пилюлю, ре­шили выполнить давнюю просьбу Савинкова — свозить его за город, подышать весной. В сопровожде­нии тройки опекунов — Пузитского, Сперанского и Сыроежкина — он отправился на легковой машине на прогулку в Царицыно. Там, на одной из многочислен­ных конспиративных дач ОГПУ, Савинков якобы выпил коньяку и пошел размяться в парк. Переходя через высокий горбатый мостик, прыгнувший над бурлящим ру­чьем, он вдруг схватил за руку шедшего рядом Сперанского: — Уведите меня отсюда! Ско­рее!.. Потом, очень смущенный, он объяснил удивленным чекистам, что у него «боязнь пространства» и что на высоте у него всегда кру­жится голова и подкашиваются ноги. Такой болезнью Савинков дей­ствительно страдал, это подтверж­дают его родственники: Борис Вик­торович не боялся ничего, кроме высоты. Высота вызывала у него головокружение. Поздним вечером чекисты при­везли Савинкова «домой». Они прошли в кабинет Пилляра на пя­том этаже и там ждали конвоя, ко­торый бы увел заключенного в ка­меру. Пузитский звонил по телефо­ну, Сперанский и Сыроежкин си­дели — один на диване, другой в кресле, — а Савинков расхаживал по комнате. Собиралась гроза, бы­ло душно, и окно комнаты, выхо­дящее во двор, держали распахну­тым. Видимо, когда-то это была балконная дверь — подоконник отходил от пола сантиметров на двадцать. Дальнейшее произошло мгно­венно. Савинков, подойдя к окну, посмотрел вниз и вдруг, покачнув­шись и словно переломившись по­полам, исчез... Никто из чекистов даже не успел шелохнуться. «Я приехал на Лубянку через час после случившегося, — рас­сказывал помощник прокурора республики Р. В. Катанян. — Не­сколько работников ОГПУ во главе с Дзержинским писали сооб­щение о смерти Савинкова для газет. Феликс Эдмундович подо­шел ко мне. Он сказал: «Савинков остался верен себе — прожил мут­ную, скандальную жизнь и так же мутно и скандально ее окончил». — Это неправда! Этого не мо­жет быть! Вы убили его! — закри­чала на французском Любовь Ефимовна, когда ее пригласили на Лубянку и объявили о смерти Са­винкова». Шенталинский пишет: «В само­убийстве Савинкова вряд ли мож­но сомневаться. Убить его чекис­там, конечно, ничего не стоило. Но для этого они бы наверняка использовали другие, более лов­кие и тихие приемы. Только вот зачем им было его убивать? Опас­ности он уже не представлял. И живым — спеленатый лубян-скими стенами — был гораздо нужнее. Мог еще не раз послу­жить — как свидетель, как экспе­рт. Помочь в какой-нибудь оче­редной операции. Наконец, напи­сать несколько новых пропагандистских книг». И хотя некоторые историки выражают сомнение во «внезап­ном страхе высоты», неожиданно открывшемся у знаменитого тер­рориста, на счету которого было не одно дерзкое убийство, боль­шинство людей все же признают подобный страх довольно частым явлением в жизни. Чтобы убедить­ся в этом, достаточно выйти на балкон высотного здания и по­смотреть вниз. Любой человек (ес­ли он не профессиональный ска­лолаз или парашютист) почувству­ет неприятный холодок в груди и легкую тошноту от вида бездны, раскрывающейся под ногами. Я помню, как в студенческие годы среди моих друзей-альпинистов была в ходу привычка: хорошень­ко выпив, забираться на крыши девятиэтажек и сидеть там на парапете, свесив ноги вниз. Од­нажды и я, будучи в легком подпи­тии, провел так вечер и, рассмат­ривая с тридцатиметровой высоты панораму ночного города, нашел это занятие увлекательным и весь­ма возбуждающим. Однако, про­ходя мимо этого дома на следую­щий день уже в трезвом состоя­нии, я взглянул наверх и дал себе слово больше не совершать таких глупостей. То, что в пьяном виде лишь приятно щекотало нервы, на трезвую голову вызывало страх. Страх бездарно умереть в начале Главный русский террорист Борис Савинков. жизненного пути. Кстати, через полтора месяца один парень из этой компании от случайного толч­ка соседа свалился с крыши на ко­зырек расположенного на первом этаже гастронома и погиб. После этого случая «посиделки на кры­ше» сами собой сошли на нет. К страху высоты близко при­мыкает страх глубины, который иногда обозначают, как страх во­ды. Скрытым, длительным стра­хом перед водой страдал, напри­мер, советский писатель М. Зо­щенко. Жан Делюмо в своей книге «Ужасы на Западе» пишет, что мо­ре — это такое пространство, где всегда можно найти проявления страха без всяких прикрытий, так сказать «в чистом виде». Этот французский историк приводит выдержку из старинной книги, из­данной в 1600 году в портовом го­роде Руане: «Конечно, многие опасности грозят человеческой жизни. Но самые большие, самые частые и постоянные опасности подстерегают того, кто путешест­вует по морю. Они многочислен­ные и разные, ужасные и неотвра­тимые, всеобщие и каждодневные. Каждую минуту они грозят смер­тью, и нет никакой уверенности остаться в живых...» Сам Делюмо отмечает, что гибель в море в средние века считалась неестест­венной смертью, ибо мрачная вод­ная стихия со времен античности воспринималась «антиэлементом, отрицательной величиной, местом погибели». Не надо думать, что страх пе­ред морем был характерен только для прошлых веков, а сейчас, с прогрессом техники, он исчез. Са­мые совершенные морские лайне­ры не могут гарантировать своим пассажирам полную безопасность. После триумфального показа гол­ливудского «Титаника» все вспом­нили и заговорили о трагических событиях начала века, а катастро­фы последних лет (вам что-нибудь говорят имена кораблей «Адмирал Нахимов» или «Александр Суво­ров»? А ведь за ними стоят сотни погибших россиян!) мы почему-то забываем гораздо легче. Возмож­но, срабатывает «психологическая защита», чтобы не испытывать от­чаянного страха перед морскими путешествиями. Совсем близкий по времени пример — гибель пас­сажирского парома «Эстония» в 1996 году. Результат — около девя­тисот погибших (утонувших или умерших от переохлаждения). Спа­сенные же люди испытали силь­нейшую психологическую травму, в результате которой на многие годы у них сформировался невро­тический страх перед морем. Фин­ские психологи, работавшие со спасенными пассажирами, выяви­ли у большинства исследованных пациентов симптомы повышен­ной тревожности и выраженного испуга, проявлявшиеся особенно сильно в ночное время суток. У> 15 процентов развились острые спе­цифические фобии (боязнь темно­ты и замкнутых помещений), а 50 процентов опрошенных заявили, что не смогут в будущем совер­шать морские путешествия. Ко второй группе фобий, по классификации Карвасарского, относятся так называемые социо-фобии, связанные с общественной жизнью. Они включают в себя эрейтофобию (страх покраснеть в присутствии людей), страх пуб­личных выступлений, страх из-за невозможности совершить какое-либо действие в присутствии по­сторонних (например, выйти из-за стола в туалет) и многие другие столь же нелепые, по мнению ок­ружающих, и столь же драматич­ные для их носителей боязни. На­пример, как утверждает легенда, знаменитый датский астроном XVI века Тихо Браге умер от вос­паления мочевого пузыря, потому что не вышел вовремя в туалет во время пира. Он отличался особой щепетильностью в вопросах чести и не раз вступал в дуэли, отстаивая свое достоинство. В то же время он очень боялся насмешек окру­жающих, и эта боязнь чрезвычай­но усилилась, когда после одной из таких дуэлей ему отрубили нос и он был вынужден носить специ­альный протез, сделанный из се­ребра. Во время праздничного за­столья он захотел выйти в туалет, но недруги астронома, которых у него было немало, стали издевать­ся по этому поводу. Тихо Браге испугался, что его сочтут слабым, и решил не вставать из-за стола. В результате мир лишился лучше­го астронома своего времени. К социофобиям относится весьма распространенный среди людей страх публичных выступле­ний, и в то же время, по уверению специалистов, его преодоление не представляет трудностей и зависит только от регулярной тренировки. Дейл Карнеги, автор мирового бестселлера «Как вырабатывать уверенность в себе и влиять на лю­дей, выступая публично», приво­дит в нем историю об одном из своих учеников. «Однажды один бруклинский врач, доктор Кертис, был пригла­шен на банкет, устроенный в честь бейсбольной команды. После того как были поданы кофе и орехи, некоторых почетных гостей по­просили «сказать несколько слов». И совершенно неожиданно, как снег на голову, на него обруши­лись слова распорядителя: — Сегодня здесь присутствует Тихо Браге. врач, и я попрошу доктора Керти-са рассказать нам об охране здоро­вья бейсболистов. Был ли он подготовлен для та­кого выступления? Конечно, был — он изучал гигиену и рабо­тал лечащим врачом почти треть века. Он мог бы, сидя в кресле, проговорить на эту тему хоть всю ночь с человеком, сидящим ря­дом. Но встать и то же самое ска­зать даже небольшой аудитории — было совсем другое дело. Это его парализовало, у него начались сердцебиение и перебои. Он ни­когда в жизни не выступал пуб­лично, и все мысли немедленно испарились из его головы. ' Что было делать? Присутст­вующие аплодировали, все на него смотрели. Он покачал головой, но это только усилило аплодисменты и просьбы. Возгласы «Доктор Кертис! Говорите! Говорите!» ста­новились все громче и настойчи­вее. Кертис пришел в подлинное отчаяние. Он знал, что не сможет выговорить и десятка фраз. Поэ­тому он встал, не проронив ни слова, повернулся спиной к своим друзьям и вышел из помещения с чувством страшного замешатель­ства и унижения». Далее Дейл Карнеги пишет, что после этого случая доктор Кертис записался на курсы ора­торского искусства и стал учиться выступать так же тщательно, как до этого занимался медициной. По признанию Карнеги, успех пре­взошел все ожидания. Уже через два месяца доктор стал лучшим оратором учебной группы, а через полгода его начали специально приглашать на различные меро­приятия. Один видный деятель республиканской партии даже предложил ему участвовать в из­бирательной кампании. Карнеги пишет: «Как был бы удивлен этот политический деятель, если бы узнал, что всего годом ранее этот оратор ушел с банкета, смущен­ный и пристыженный, потому что у него отнялся язык от страха перед аудиторией!» FC социофобиям по праву мож­но отнести и страх многих моло­дых парней познакомиться на ули-ие с понравившейся девушкой. Психолог Николай Козлов пишет по этому поводу: «Ситуация, конечно, глупая: толовой понимаешь все, а страш­но все равно. Чего, казалось бы, бояться сильному парню перед хрупкой девушкой, тем более если она кажется тебе не Бабой Ягой, а местным ангелом?! Но факт остается фактом вмес­те с дрожью в голосе и напряже­нием в теле. Если девушка нравит­ся, но опыта нет, и с чем, и как к ней подойти не знаешь, то подой­ти к ней — страшно. И не помнит этого страха (панического страха!) только тот, кто в этой ситуации не был». К третьей группе, по класси­фикации Карвасарского, относят­ся нозофобии — страхи заболеть каким-либо заболеванием. Этот вид навязчивого страха в той<или иной мере всегда присутствует в обществе, но особо обостряется и принимает массовый характер во времена эпидемий. Французский историк Жан Делюмо в одной из своих книг приводит отрывок из старинной хроники, в которой речь идет о крайне выраженной нозофобии, охватившей населе­ние Франции во время эпидемии чумы в XVII веке: «Люди, незави­симо от положения и богатства, находятся под смертельной угро­зой. Страдают все — одни от бо­лезни, другие от страха, смерть или опасность подстерегают лю­дей на каждом шагу. Вчера ты рыл могилу, сегодня тебе роют могилу, а может статься, похоронят нас всех вместе в одной могиле. Люди опасаются всего, даже воздуха, которым дышат. Боятся мертвых, живых и самих себя, по­тому что смерть таится в одежде, которую они носят при жизни и которая служит им саваном по причине скоропостижной кончи­ны». Интересно отметить, что уже в эпоху Возрождения люди понима­ли, что страх болезни только уси­ливает ее и снижает шансы на вы­здоровление. Неизвестный фран­цузский лекарь XVII века из Оверни, записки которого дошли до наших дней, отмечал, что «све­дущие люди знают, что достаточно немного страха, чтобы болезнь проявила себя. Страх закрадывает­ся в сердце, человек считает себя слабым и не сопротивляется боль­ше яду болезни». Исследования психологов и врачей наших дней также подтверждают точку зрения, что оптимизм и положительный настрой уменьшают риск возник­новения простудных заболеваний во время эпидемий гриппа. К четвертой группе навязчивых страхов, по Карвасарскому, отно­сился танатофобия — страх смер­ти (о ней особо, в специальном разделе!), к пятой — различные сексуальные страхи, к шестой — страхи нанести вред себе или близким, к седьмой — «контраст­ные» фобии (например, страх громко произнести нецензурные слова в обществе у благовоспитан­ного человека или страх «совер­шить что-то непристойное, гряз­ное» у священника во время бого­служения). И, наконец, восьмая группа страхов — это фобофобии, или, другими словами, страхи бо­яться чего-либо. Другие психиатры, например Сэдок и Каплан, предпочитают Эпидемия чумы в Лондоне. 1665 г. Из книги XVIII века. делить страхи на конструктив­ные — представляющие естествен­ный защитный механизм, помо­гающий лучше приспособиться к экстремальной ситуации, и пато­логические. Последние являются неадекватным ответом на опреде­ленный стимул по интенсивности или длительности и часто приво­дят к ситуации психического не­здоровья. Можно еще делить страхи на детские и взрослые, первичные и вторичные, по другим признакам, и каждая такая классификация будет иметь преимущества и недо­статки. Но так как данная книга по своему характеру является на­учно-популярной, то я хочу пред­ложить свою классификацию, ко­нечно, далеко не идеальную, но вполне удобную для рассмотрения. Итак, разобьем все страхи на три группы: природные, социальные и внутренние. В первой группе бу­дут страхи, непосредственно свя­занные с угрозой жизни человеку, вторая представляет боязни и опа­сения за изменение своего соци­ального статуса, третья группа страхов, в отличие от первых двух, рождена лишь сознанием человека и не имеет под собой реальной ос­новы для беспокойства. Исходя из этого принципа, страх пожара от­носится к первой категории, страх публичных выступлений — ко вто­рой, а страх привидений — к тре­тьей. Между тем имеются и про­межуточные формы страха, стоя­щие на грани двух разделов. К ним, например, относится страх пауков. С одной стороны, сущест­вуют ядовитые пауки (каракурт, тарантул), укус которых болезнен или даже смертелен, но шансы встретиться с ними в наших широ­тах минимальны, и люди боятся всех пауков, даже совершенно без­обидных. В подавляющем числе случаев люди боятся не конкрет­ного животного, а того страшного образа, который они сами же и со­здали в своем сознании еще в дет­стве. Поэтому данная фобия нахо­дится на границе первой и третьей группы страхов, а страх перед ми­лицией у некоторых людей — на границе первой и второй группы. Тем не менее, несмотря на несо- вершенство данной классифика­ции, я все же попробую описать наиболее часто встречающиеся страхи каждой группы. 1.2. «ПРИРОДНЫЕ» СТРАХИ 1.2.1. Атмосферные явления Трус чаще умирает от гро­ма, чем от молнии. В. Брусков Страх грома и молний отно­сится к наиболее древним страхам человечества. Любое живое суще­ство боится сильных звуков и яр­ких вспышек, и в этом отношении равны и царь зверей — лев, и по­левая мышь. Этот страх заложен эволюцией в мозг животных на уровне врожденного инстинкта, и человек здесь не является исклю­чением. Более того, получив разум и постоянно пытаясь понять и объяснить окружающий мир, мно­гие века человек совершенно не мог раскрыть природу грозы. Са­мое простое и понятное объясне­ние, приходившее людям в голову, состояло в том, что гроза — это гнев богов. Недаром верховным божеством древних греков являлся Зевс-громовержец. Подобные представления можно встретить у многих народов Земли. Наши ис­следования показали, что и в на­стоящее время страх грозы про­должает оставаться актуальным для многих людей, обгоняя по значимости такие боязни, как страх темноты или страх смерти. Лев Николаевич Толстой в автобиографической повести «От- рочество» писал: «Гроза наводила на меня невыразимо тяжелое чув­ство тоски и страха». В этом про­изведении он мастерски описыва­ет, как по мере приближения гро­зы меняется настроение людей и животных, как она влияет на эмо­циональное состояние, вызывая необъяснимый, почти панический страх: «Люди при каждом ударе грома снимают шапки и крестятся, ло­шади настораживают уши, разду­вают ноздри, как будто принюхи­ваясь к свежему воздуху, которым пахнет от приближающейся тучи, и бричка скорее катится по пыль­ной дороге. Мне становится жут­ко, и я чувствую, как кровь быстрее обращается в моих жилах. <...> В ту же секунду над самой го­ловой раздается величественный гул, который, как будто поднима­ясь все выше и выше, шире и шире, постепенно усиливается и переходит в оглушительный треск, невольно заставляющий трепетать и сдерживать дыхание. Гнев бо­жий! Как много поэзии в этой простонародной мысли! <...> Тре­вожные чувства тоски и страха увеличивались во мне вместе с усилением грозы, но когда при- Смергь Рихмана от шаровой молнии. шла величественная минута без­молвия, обыкновенно предшест­вующая, чувства эти дошли до та­кой степени, что, продолжись это состояние еще четверть часа, и я уверен, что умер бы от волнения». С открытием электричества люди начали догадываться, что ужасная молния, в мгновение ока Самое известное изображение Франклина испепеляющая жилища и вековые деревья, по своей сути есть не бо­лее чем гигантский электричес­кий разряд между заряженным об­лаком и землей. В глазах ученых исчезла мистическая составляю­щая грозы, и из «гнева божьего» она стала пусть и опасйым, но все же понятным сознанию природ­ным явлением. Правда, исследо­вание грозы было делом достаточ­но рискованным. Близкий друг Ломоносова, академик Георг Рих-ман, погиб от шаровой молнии во время опытов по исследованию атмосферного электричества. Здесь следует обратить внимание на одно важное для нашей книги обстоя­тельство: азарт исследователя ли­шает человека страха! Ученый, стремящийся познать тайны при­роды, гораздо меньше боится ре­альных и выдуманных опасностей, чем обычный человек. Именно поэтому Рихман не боялся грозы, Курчатов смело вошел в эпицентр ядерного взрыва, а Петтенкофер выпил раствор с холерными виб­рионами. Но простые люди, даже узнав из умных книжек, что гроза — это вид электричества, все равно боя­лись ее пугающей силы, запросто сжигающей дома. Защитить жили-ше от молнии смог человек, лицо которого известно каждому росси­янину. Наверное, все из нас с по­чтением держали в руках его по­ртрет, но мало кто. знает, что именно Бенджамин Франклин придумал громоотвод и тем самым спас жизнь и имущество сотням тысяч людей во всем мире! 1.2.2. Астрономические явления Комета — это лохматая звездная кошка, на которую люди издавна привыкли свали­вать причины своих собствен­ных бед. Гвндо дель Рэй К числу природных явлений, в древности внушавших людям силь­нейший страх, относились со­лнечные затмения. Эти явления происходили чрезвычайно ред­ко — полное солнечное затмение в каждой точке Земли бывает лишь один-два раза в столетие, и начало его всегда неожиданно для не по­священного в тайны астрономии человека. Понятно, что внезапное исчезновение солнца при ясном небе вызывало у людей паничес­кий ужас, поскольку воспринима­лось как конец света. Это мы с ва­ми знаем из школьного курса аст­рономии, что полное затмение длится всего лишь несколько ми­нут, но в прежние времена внезап­ное наступление мрака восприни­малось как окончательное явле­ние. Этим всеобщим ужасом с успехом пользовались жрецы и астрономы, извлекающие из па­ники народа и своих тайных зна­ний вполне ощутимую выгоду. Вот как описывает подобную ситуа­цию Б. Прус в своем романе «Фа­раон»: «Стоявшая кругом толпа реве­ла, как буря. Кое-где отрывались от нее небольшие группы и присо­единялись к осаждающим, пока наконец вся она не придвинулась к храму. Несмотря на полдень, тьма сгущалась. В садах храма Птаха за­пели петухи. Но ярость толпы уже была так велика, что мало кто за­мечал эти перемены. — Смотрите, — взывал какой-то нищий, — вот приближается день суда. Боги... Он хотел про­должить, но, получив удар дубин­кой по голове, упал на месте. На стены храма стали караб­каться голые, но вооруженные фигуры. Офицеры отдали команду приготовиться к атаке в уверен­ности, что скоро придется поддер­жать штурм толпы. — Что это значит? — перешеп­тывались солдаты, поглядывая на небо. — Нет ни одной тучки, а кругом — точно гроза. — Бей, ломай! — кричали у ворот храма. Удары бревен в ворота участи­лись. В эту минуту на террасе, возвы­шавшейся над воротами, появился Херихор, окруженный свитой жрецов и светских сановников. Верховный жрец был в золотом облачении и в митре Аменхотепа, обвитой царским уреем. Херихор посмотрел на необо­зримую толпу народа, окружав­шую храм, и, обращаясь к ней, сказал: — Кто бы вы ни были, истинно верующие или язычники, именем богов приказываю вам оставить храм... Шум толпы внезапно стих, и слышны были только удары бре­вен о бронзовые створы, но вскоре и они прекратились. — Откройте ворота! — вос- кликнул снизу великан. — Мы хотим проверить, не замышляете ли вы измены против нашего госу­даря. — Сын мой, — сказал Хери­хор. — Пади ниц и моли богов, чтобы они простили тебе твое ко­щунство. Херихор поднял обе руки. Ког­да же толпа снова стихла, верхов­ный жрец воскликнул: — Боги, под вашу защиту от­даю святые храмы, против кото­рых выступают изменники и свя­тотатцы. Внезапно где-то над храмом прозвучал голос, который, каза­лось, не мог принадлежать чело­веку: — Отвращаю лик свой от про­клятого народа, и да низойдет на землю тьма. И свершилось что-то ужасное. С каждым словом солнце утрачи­вало свою яркость. При послед­нем стало темно, как ночью. В не­бе зажглись звезды, а вместо со­лнца стоял черный диск в кольце огня. Неистовый крик вырвался из многих тысяч грудей. Штурмовав­шие ворога бросили бревна, крес­тьяне пали наземь... — Настал день суда и смер­ти, — послышался стонущий го­лос в конце улицы. — Боги! Пощадите! Святой муж, отврати от нас беду! — заво­пила толпа. — Горе солдатам, исполняю­щим приказание безбожных на­чальников! — возгласил громкий голос из храма. Люди пытаются отогнать «чудовище», пожирающее Солнце (со старинной гравюры). В ответ на это весь народ пал ниц, а в двух полках, стоявших пе­ред храмом, возникло замешатель­ство. Ряды расстроились, солдаты бросили оружие и без памяти бро­сились к реке. Одни натыкались в темноте на стены домов и разби­вали головы, другие падали на мостовую под ноги своих же това­рищей. Спустя несколько минут вместо сомкнутых колонн на пло­щади остались лишь брошенные в беспорядке копья и секиры, а у входов в переулки лежали груды раненых и трупов». Но не только древние египтяне боялись солнечных затмений, не­ожиданное и таинственное исчез­новение светила вызывало пани­ческий страх у людей и в более поздние времена. В угасании со­лнца среди бела дня они видели проявление неведомых, сверхъес­тественных сил. У восточных на­родов существовало поверье, что во время затмения некое злое чу-Довище-дракон пожирает солнце. В древнем Китае во время солнеч­ных затмений жители, чтобы ото- гнать дракона и освободить со­лнце, били в барабаны, встречали затмение солнца звуками гонга, звоном колокольчиков, пели мо­литвы. В древнерусской летописи опи­сывается затмение 1185 года, ко­торое было полным в Новгороде и Ярославле. Князь Игорь со своей дружиной находился в это время на реке Донце, где затмение было частичным. В летописи указывает­ся, что затмение оказалось причи­ной поражения Игоря в битве с половцами. Конечно, не затмение привело князя к поражению, а фе­одальная раздробленность Руси и междуусобица среди князей, вслед­ствие которой половцы с легкос­тью побеждали выступавшие по­рознь немногочисленные отряди русских. Много позже, в 1887 году писа­тель В. Г. Короленко наблюдал, как солнечное затмение вызвало большой страх среди жителей при­волжского городка Юрьевец. В сво­ем правдивом рассказе «На затме­нии» он описал невежество, страх и панику людей, видевших это яв­ление: «Ожидалось полное солнечное затмение 7 августа 1887 года. Со­бралось много народу: шум, бес­покойство, выкрики испуга и стра­ха. Один старик начал вниматель­но, почти все время смотреть на солнце из-под козырька фуражки и из-под руки. Вдруг по его лицу пробегает точно судорога. Не то испуг, не то глубокое огорчение: «Господи, Иисусе Христе, царица небесная, спаси нас грешных». Старики вздыхают, старухи как-то истерически ахают, многие вскри­кивают и стонут точно от сильной боли. Осталась ничтожная искор­ка солнца, горящая как последняя забытая свечка в огромном мире. Но вот искра исчезла и погасла, и вместе с тем полилась на землю густая тьма. Я оглянулся на толпу, в ней царило гробовое молчание. А вверху... круглое, темное, враж­дебное тело, точно паук, впилось в яркое солнце. Со всех сторон слы­шались вопли: — Владычица святая, не оставь нас... — Господь батюшка, помилуй нас грешных и спаси. Несколько старушек с криками ужаса набегают на меня. — Куда вы, бабушки? — Домой, родимый, домой, помирать надо. Всем помирать с детками. Рослый рабочий, угрюмо смот­ря на всех, говорит: — Шутка ли, Господь знаме­ние посылает, а они, астрономы, с трубами в небо. А вдруг Господь обидится на это да полыхнет мо-лоньей сюда за это. Разломать на­до все эти трубы». После затмений вторым по силе небесным явлением, внуша­ющим народу ужас, были кометы, периодически прилетавшие к на­шей планете из глубин космоса. Так как войны на Земле велись практически постоянно, неурожай и голод были привычным явлени­ем, а эпидемии периодически опус­тошали города и села, люди свя- зывали эти беды с косматыми звездными скитальцами и дрожа­ли от одного их вида. Вот какие заметки относительно страха лю­дей перед кометами пришли к нам из глубины веков. Римский ученый III века н. э. Дион Кассий писал: «Незадолго до смерти императора Макрина ужасная звезда далеко простирала свои лучи с запада на восток и много ночей подряд являлась на­шему взору, вселяя всевозможные опасения». Как известно, у самого императора после появления ко­меты дела пошли из рук вон пло­хо: он был убит гвардейцами, ко­торые незадолго до этого возвели его на престол. Неизвестный средневековый астроном пишет: «На Пасхе по­явилась в созвездии Девы комета, которая в двадцать пять дней про­бежала созвездие Льва, Рака, Близ­нецов и развила в созвездии Тель­ца, у ног Возничего, длинный хвост. Король Людвиг Кроткий, кот"орото еше звали Благочести­вым, убежденный, что кометы предвещают смерть великих лю­дей, призвал меня в Аахен и спра­шивал о значении этого ужасного знамения, потому что я изучал небо. И я пытался разуверить его, указывая на слова Писания: «Не бойтесь знамений неба». — «Я не боюсь их, — возразил мне этот благочестивый монарх... Господь, без сомнения, указывает мне, что я должен готовиться к смерти». Через два года после этого Людвиг Благочестивый передал свое коро­левство детям и умер. Так «видели» кометы люди в средние века (изображение кометы. 1744 г.).